По данным портала
Sugar.ru, «Агроснабсахар» в сентябре 2018 года принял по договору хранения 116 тыс. т сахара «Русагро». По условиям договора, до 1 марта 2019-го «Агроснабсахар» мог выкупить товар у «Русагро» по согласованной заранее цене, компенсируя владельцу сахара убытки, связанные с потерей его стоимости из-за неиспользованного права на выкуп хранимого товара. 26 февраля в «Трио» предложили выкупить сахар за 38,7 тыс. руб. за тонну (более 4,46 млрд руб.). Но сделка не состоялась, и «Русагро» реализовало сахар дешевле из-за падения цен на рынке.
Исковой суммой стала разница между суммой продажи сахара и оговоренной с «Трио» ценой выкупа. В материалах дела поясняется, что из-за разной трактовки деталей деловой переписки, сделка так и не была заключена.
Решение Арбитражного суда в открытом доступе, с ним можно свободно ознакомиться всем желающим и любопытствующим.
Проанализировав решение, становится вполне очевидным, что «камень преткновения» — наш многогранный русский язык, а точнее некорректное использование и такая же некорректная трактовка норм официально-делового стиля речи. В судебном процессе обеими сторонами были представлены лингвистические экспертизы, диаметрально противоположные друг другу.
Судья, рассматривавший дело, подошел к этому вопросу «проще» и сделал свой собственный вывод, исходя из позиции ст. 438 ГК РФ:
«По смыслу ч. 1 ст. 438 ГК РФ, акцептом признается ответ лица, которому адресована оферта, о ее принятии. Акцепт должен быть полным и безоговорочным. Ответ истца содержит четкое указание на принятие предложения ответчика — «принято», данный термин полностью соответствует термину, указанному законодателем в ст. 438 ГК РФ (ответ о принятии), при этом использование данного термина как согласия в данном контексте исключает двусмысленность его восприятия. Иные трактовки данного термина и сравнение его использования в иных письмах противоречат принципу буквального толкования». Таким образом, сложилась ситуация, при которой экспертизам сторон не была дана должная оценка как доказательствам.
По моему мнению, принимая во внимание противоречие выводов двух экспертиз, суду надлежало бы провести по своей инициативе уже судебную экспертизу с привязкой к терминологии, на которую он и ссылается в своем решении — ст. 438 ГК РФ.
Выводы судебной экспертизы могли бы поставить «жирную точку» в этом спорном вопросе, который выходит за границы конфликта интересов, а может затронуть и экономические показатели, как изменение цен на сахар в целом по стране. В сложившейся ситуации карантина, это может стать универсальным индикатором социально-экономического состояния.
Определенно точно, при внешней беспрецедентности, данная ситуация не является новой для практики российских Арбитражных судов. Суды, исходя из опыта, при наличии противоположных выводов экспертиз сторон, всегда прибегают к судебной экспертизе как к независящему (незаинтересованному) эксперту. Суд, по их же собственному утверждению, не является экспертом в области лингвистики. Поэтому не может по своему внутреннему убеждению делать выводы в той части, где требуется наличие заключения специалиста с соответствующими компетенциями. В данном деле суд не провел судебной экспертизы и не дал разъяснений отсутствия в ее необходимости.
Такая позиция суда может быть расценена как предвзятое отношение к истцу. Могу только предположить, что Апелляционная инстанция выявит и устранит данный юридический порок. И по своей инициативе проведет судебную экспертизу, что позволит увидеть дело совершенно в другой перспективе.